Я сегодня потрясающе эффективна. Ухитрилась за день собрать все нужные бумажки, ни разу при этом не проконтактировав с директрисой. Лена - моё солнышко! Лена говорит, что я вполне могу претендовать на 12-й разряд, поскольку считается любой педагогический стаж. Потешно, у меня стаж с первого апреля прошлого года. И даже файлы я сегодня нужные забрала с богомерзкого Макинтоша. И анкеты заполнила - в метро. Так что в понедельник можно будет всю макулатуру весело тащить в УПЛ.
Садик сегодня гудит, потому что директриса надумала запретить парковку машин на территории садика. А у нас родители детей-инвалидов и куча колёсных сотрудников. Тётки сказали, что наша директриса просто ещё не знает, с кем связалась. У нас тут принято любить людей и свободу, а не ходить по струнке, пугаясь любого начальства.
Детей выкосило, нормы осталось полтора человека, а всего пять. Зато выжившие были милы и позитивны. На ритмике было смешно, слева на мне висел один аутист, справа другой, а на коленях сидела сестра ещё одного нашего аутиста. Народ конкретно прётся от физического контакта. Как я их понимаю, сама прусь... А Макс вечером отжёг: усадил меня полдничать, скормил оставшиеся булки и через каждые пару глотков со мной чокался. Трогательная, блин, забота!
Показала Игорю чудовищный бланк для характеристики. Игорь его почитал, ужаснулся и сказал: "А почему нельзя просто написать, что Лиза хорошая, мы её любим, дети тоже любят, работает замечательно, так что мы всем довольны?" Игорь прелесть. Я его уже меньше боюсь. Ещё Игорь сказал, что Макинтоша не надо бояться, потому что Макинтош добрый и виснет только после приложения особых усилий. Тётки, правда, сказали, что это неправда, что Макинтош зависает как нефиг делать и что он непредсказуем даже после долгого знакомства. Наверное, Игорь как-то умеет с ним дружить. Вежливо разговаривает?
Алла в порядке глумления угрожает подарить мне розовые трусики с принцессой, как у нашей Аси.
Чой куда-то совсем делся. Всё-таки двинул в сторону Ладоги? Интересно, когда Чой вернётся, мы втроём будем играть в Миларепу, Марпу и жену Марпы?
Посмотрела на свежий, косметический мод для SV2. Всё действительно стало покрасивее, но машину, кажется, вешает ещё пуще прежнего. Тревожно мне почему-то всё равно, хотя ведь собрала же сегодня все бумажки. Фаза начинается?
Тискаться хочу. Хочу тискаться. Вот, кстати, до чего ж невесело, когда живое существо тискается с ощущением, что делает что-то ужасно стыдное. Оно от этого тискаться сразу начинает очень грязно. Ну вот полез Газинур обниматься - хрен с тобой, ну наобнимайся уже, получи свою дозу кайфа и успокойся. Нет, надо обязательно переехаться по поводу того, что я обнимаюсь "не по-сестрински". Ну что за нафиг?! Одно счастье - дети. Если Гарику хочется физического контакта, он идёт и виснет у меня на спине. Или ещё как-нибудь прижимается. И ему с этим, блин, нормально. Ёлки, ну на хрена ж мы взрослеем?..
Не могу больше читать по делу! Стрельнула у отца почитать сборник танок Рубоко Шо.
Противится
Желаниям моим
О подлая лисица!
Видно и мне предстоит
Взойти на вершину Асама
Она нежна
Не рань ее души
Поспешностью не принуждай к слиянью
Попробуй лаской
Милой угодить
Ты предпочла меня
Торговцу маслом
Да вот надолго ли?
Где денег взять
Ума не приложу
А ещё мне Хагакурэ сказала, что неплохо бы почитать "Записки у изголовья" и "Повесть о Гэндзи". Скачала и то, и другое. Хочется хорошей японской классики, душой отдохнуть.
А ещё завтра схожу в универ поболтать со Старостиным. Решила, что это проще и рациональнее, чем забарывать свою антипатию к телефону. Да и вообще на него приятно посмотреть. Такой хороший человек.
И таки да, какое же это нереальное счастье, что я всю жизнь общаюсь с лучшими проявлениями системы образования, а не со всяким ужасом-ужасом. У меня чудесная школа, чудесный универ и совершенно чудесный детский садик. И порядки везде демократичные, и педагоги адекватные и интересные, и находиться в этом одно удовольствие. Наставник у меня в школе прекрасный, и научный руководитель тоже прекрасный, а на начальство вообще молиться можно. Как хорошо! Господи, за что мне всё это счастье?
Но если ты на самом деле такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий... разберись! Загляни в мою душу, я знаю, там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, - ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: "СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!"
– Ты знаешь, недавно я познакомилась с одним школьным учителем. Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем развлекаться. И они верят ему. Ты понимаешь? Ведь это же страшно! Я говорила с его учениками. Мне показалось, что они презирают меня. За что? За то, что я хочу прожить свою единственную жизнь так, как мне хочется?
Дауге очень хорошо представил себе этот разговор Марии Юрковской с пятнадцатилетними пареньками и девчонками из районной школы. Где уж тебе понять, подумал он. Где тебе понять, как неделями, месяцами с отчаянием бьешься в глухую стену, исписываешь горы бумаги, исхаживаешь десятки километров по кабинету или по пустыне, и кажется, что решения нет и что ты безмозглый слепой червяк, и ты уже не веришь, что так было неоднократно, а потом наступает этот чудесный миг, когда открываешь наконец калитку в стене, и еще одна глухая стена позади, и ты снова бог, и Вселенная снова у тебя на ладони. Впрочем, это даже не нужно понимать. Это нужно чувствовать. Он сказал:
– Они тоже хотят прожить жизнь так, как им хочется. Но вам хочется разного.
- Вот я и раньше читал вашу рукопись, Михаил Антонович, - сказал он наконец. - Сейчас я не буду касаться литературной стороны дела. Но почему они у вас все такие милейшие и превосходнейшие? Нет, они действительно, наверное, хорошие люди, но у вас их совершенно нельзя отличить друг от друга.
- Что верно, то верно, - сказал Жилин. - Уж кого-кого, а капитана Варшавского я отличу от кого угодно. Как это он выражается? "Динозавры, прохвосты, тунеядцы несчастные".
- Нет, извини, Ванюша, - с достоинством сказал Михаил Антонович, - мне он ничего подобного не говорил. Вежливейший и культурнейший человек.
Иногда я раздумываю о своем образовании. После второй мировой войны я некоторое время учился в Чикагском университете. Я был студентом факультета антропологии. В то время нас учили, что абсолютно никакой разницы между людьми нет. Может быть, там до сих пор этому учат. И еще нас учили, что нет людей смешных, или противных, или злых. Незадолго перед смертью мой отец мне сказал:
- Знаешь, у тебя ни в одном рассказе нет злодеев.
Я ему сказал, что этому, как и многому другому, меня учили в университете после войны.
Стойка полчаса. Лежала чего-то мало. Не лежится мне сегодня.
Садик сегодня гудит, потому что директриса надумала запретить парковку машин на территории садика. А у нас родители детей-инвалидов и куча колёсных сотрудников. Тётки сказали, что наша директриса просто ещё не знает, с кем связалась. У нас тут принято любить людей и свободу, а не ходить по струнке, пугаясь любого начальства.
Детей выкосило, нормы осталось полтора человека, а всего пять. Зато выжившие были милы и позитивны. На ритмике было смешно, слева на мне висел один аутист, справа другой, а на коленях сидела сестра ещё одного нашего аутиста. Народ конкретно прётся от физического контакта. Как я их понимаю, сама прусь... А Макс вечером отжёг: усадил меня полдничать, скормил оставшиеся булки и через каждые пару глотков со мной чокался. Трогательная, блин, забота!
Показала Игорю чудовищный бланк для характеристики. Игорь его почитал, ужаснулся и сказал: "А почему нельзя просто написать, что Лиза хорошая, мы её любим, дети тоже любят, работает замечательно, так что мы всем довольны?" Игорь прелесть. Я его уже меньше боюсь. Ещё Игорь сказал, что Макинтоша не надо бояться, потому что Макинтош добрый и виснет только после приложения особых усилий. Тётки, правда, сказали, что это неправда, что Макинтош зависает как нефиг делать и что он непредсказуем даже после долгого знакомства. Наверное, Игорь как-то умеет с ним дружить. Вежливо разговаривает?
Алла в порядке глумления угрожает подарить мне розовые трусики с принцессой, как у нашей Аси.
Чой куда-то совсем делся. Всё-таки двинул в сторону Ладоги? Интересно, когда Чой вернётся, мы втроём будем играть в Миларепу, Марпу и жену Марпы?
Посмотрела на свежий, косметический мод для SV2. Всё действительно стало покрасивее, но машину, кажется, вешает ещё пуще прежнего. Тревожно мне почему-то всё равно, хотя ведь собрала же сегодня все бумажки. Фаза начинается?
Тискаться хочу. Хочу тискаться. Вот, кстати, до чего ж невесело, когда живое существо тискается с ощущением, что делает что-то ужасно стыдное. Оно от этого тискаться сразу начинает очень грязно. Ну вот полез Газинур обниматься - хрен с тобой, ну наобнимайся уже, получи свою дозу кайфа и успокойся. Нет, надо обязательно переехаться по поводу того, что я обнимаюсь "не по-сестрински". Ну что за нафиг?! Одно счастье - дети. Если Гарику хочется физического контакта, он идёт и виснет у меня на спине. Или ещё как-нибудь прижимается. И ему с этим, блин, нормально. Ёлки, ну на хрена ж мы взрослеем?..
Не могу больше читать по делу! Стрельнула у отца почитать сборник танок Рубоко Шо.
Противится
Желаниям моим
О подлая лисица!
Видно и мне предстоит
Взойти на вершину Асама
Она нежна
Не рань ее души
Поспешностью не принуждай к слиянью
Попробуй лаской
Милой угодить
Ты предпочла меня
Торговцу маслом
Да вот надолго ли?
Где денег взять
Ума не приложу
А ещё мне Хагакурэ сказала, что неплохо бы почитать "Записки у изголовья" и "Повесть о Гэндзи". Скачала и то, и другое. Хочется хорошей японской классики, душой отдохнуть.
А ещё завтра схожу в универ поболтать со Старостиным. Решила, что это проще и рациональнее, чем забарывать свою антипатию к телефону. Да и вообще на него приятно посмотреть. Такой хороший человек.
И таки да, какое же это нереальное счастье, что я всю жизнь общаюсь с лучшими проявлениями системы образования, а не со всяким ужасом-ужасом. У меня чудесная школа, чудесный универ и совершенно чудесный детский садик. И порядки везде демократичные, и педагоги адекватные и интересные, и находиться в этом одно удовольствие. Наставник у меня в школе прекрасный, и научный руководитель тоже прекрасный, а на начальство вообще молиться можно. Как хорошо! Господи, за что мне всё это счастье?
Но если ты на самом деле такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий... разберись! Загляни в мою душу, я знаю, там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, - ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: "СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!"
– Ты знаешь, недавно я познакомилась с одним школьным учителем. Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем развлекаться. И они верят ему. Ты понимаешь? Ведь это же страшно! Я говорила с его учениками. Мне показалось, что они презирают меня. За что? За то, что я хочу прожить свою единственную жизнь так, как мне хочется?
Дауге очень хорошо представил себе этот разговор Марии Юрковской с пятнадцатилетними пареньками и девчонками из районной школы. Где уж тебе понять, подумал он. Где тебе понять, как неделями, месяцами с отчаянием бьешься в глухую стену, исписываешь горы бумаги, исхаживаешь десятки километров по кабинету или по пустыне, и кажется, что решения нет и что ты безмозглый слепой червяк, и ты уже не веришь, что так было неоднократно, а потом наступает этот чудесный миг, когда открываешь наконец калитку в стене, и еще одна глухая стена позади, и ты снова бог, и Вселенная снова у тебя на ладони. Впрочем, это даже не нужно понимать. Это нужно чувствовать. Он сказал:
– Они тоже хотят прожить жизнь так, как им хочется. Но вам хочется разного.
- Вот я и раньше читал вашу рукопись, Михаил Антонович, - сказал он наконец. - Сейчас я не буду касаться литературной стороны дела. Но почему они у вас все такие милейшие и превосходнейшие? Нет, они действительно, наверное, хорошие люди, но у вас их совершенно нельзя отличить друг от друга.
- Что верно, то верно, - сказал Жилин. - Уж кого-кого, а капитана Варшавского я отличу от кого угодно. Как это он выражается? "Динозавры, прохвосты, тунеядцы несчастные".
- Нет, извини, Ванюша, - с достоинством сказал Михаил Антонович, - мне он ничего подобного не говорил. Вежливейший и культурнейший человек.
Иногда я раздумываю о своем образовании. После второй мировой войны я некоторое время учился в Чикагском университете. Я был студентом факультета антропологии. В то время нас учили, что абсолютно никакой разницы между людьми нет. Может быть, там до сих пор этому учат. И еще нас учили, что нет людей смешных, или противных, или злых. Незадолго перед смертью мой отец мне сказал:
- Знаешь, у тебя ни в одном рассказе нет злодеев.
Я ему сказал, что этому, как и многому другому, меня учили в университете после войны.
Стойка полчаса. Лежала чего-то мало. Не лежится мне сегодня.