Продолжаю читать Шалву Александровича.
Мне очень грустно, что я не люблю людей. Мне кажется, у меня внутри что-то сломано, и из-за этого мне люди никак. Я думаю, что это неправильно, и стараюсь жить так, как будто люблю не только книги, а и людей тоже. Это получается с переменным успехом. Так что, наверное, из меня выйдет не очень хороший педагог. С другой стороны, существенная часть моих воспитанников - это люди, у которых тоже изначально внутри что-то сломано. Может быть, им и надо иметь сломанных воспитателей, потому что сломанные воспитатели смогут понять их лучше, чем целые.
Иногда про аутичных - не сильно, но чтобы уже становилось неудобно жить - детей спрашивают: а что из них вырастает? Мне иногда хочется сказать: вот смотрите - я.
Сэнсэй говорит, что не любит детей, но почему-то выходит, что ни один человек не был со мной более бережным и заботливым, чем он. Может быть, он тоже пытается жить так, как будто он педагог. Однажды сэнсэй говорил, что проводит уроки как акт контролируемой глупости - делая это так, как будто они действительно имеют какое-то значение.
Вот удивительная работа - пытаться вырастить из людей людей, не ощущая себя человеком и зная, что их окружение сделает всё, чтобы они тоже не стали человеками.
Удивительная жизненная поза - стоишь с веником в руках перед вселенским хаосом, нагло ему в глаза смотришь и говоришь: "А ну-ка поосторожнее ходи, у меня тут подметено".
***
Когда я выкладываю отрывки из истории линии, я надеюсь, что кто-то ещё заплачет над судьбами учеников Дрогми, кто-то ещё будет сердцем переживать за Вирупу, швыряющего свои чётки в отхожее место, и за Сачена, потерявшего учение. Кто-то ещё будет с Дракпой Гьялценом всю ночь петь с монгольскими чертями пьяные песни и вместе с матерью Сачена поспешит к умирающему сыну, чтобы сказать ему, что не страшно умирать тому, кто окружён бодхисаттвами.
Страшные тайны - это, по большому счёту, просто мишура, декорации. За ними большая, удивительная и настоящая жизнь.
Это про мотивацию.
Мне очень грустно, что я не люблю людей. Мне кажется, у меня внутри что-то сломано, и из-за этого мне люди никак. Я думаю, что это неправильно, и стараюсь жить так, как будто люблю не только книги, а и людей тоже. Это получается с переменным успехом. Так что, наверное, из меня выйдет не очень хороший педагог. С другой стороны, существенная часть моих воспитанников - это люди, у которых тоже изначально внутри что-то сломано. Может быть, им и надо иметь сломанных воспитателей, потому что сломанные воспитатели смогут понять их лучше, чем целые.
Иногда про аутичных - не сильно, но чтобы уже становилось неудобно жить - детей спрашивают: а что из них вырастает? Мне иногда хочется сказать: вот смотрите - я.
Сэнсэй говорит, что не любит детей, но почему-то выходит, что ни один человек не был со мной более бережным и заботливым, чем он. Может быть, он тоже пытается жить так, как будто он педагог. Однажды сэнсэй говорил, что проводит уроки как акт контролируемой глупости - делая это так, как будто они действительно имеют какое-то значение.
Вот удивительная работа - пытаться вырастить из людей людей, не ощущая себя человеком и зная, что их окружение сделает всё, чтобы они тоже не стали человеками.
Удивительная жизненная поза - стоишь с веником в руках перед вселенским хаосом, нагло ему в глаза смотришь и говоришь: "А ну-ка поосторожнее ходи, у меня тут подметено".
***
Когда я выкладываю отрывки из истории линии, я надеюсь, что кто-то ещё заплачет над судьбами учеников Дрогми, кто-то ещё будет сердцем переживать за Вирупу, швыряющего свои чётки в отхожее место, и за Сачена, потерявшего учение. Кто-то ещё будет с Дракпой Гьялценом всю ночь петь с монгольскими чертями пьяные песни и вместе с матерью Сачена поспешит к умирающему сыну, чтобы сказать ему, что не страшно умирать тому, кто окружён бодхисаттвами.
Страшные тайны - это, по большому счёту, просто мишура, декорации. За ними большая, удивительная и настоящая жизнь.
Это про мотивацию.
