.

Сны: приезжает Нида. Мы ждём его в университетской аудитории. Пол покрыт акварельными листами, изрисованными какими-то романтическими разводами. С левой стороны акварель уже высохла, а с правой нет, и пол там скользкий. Ещё должен быть А., но он задерживается. Я думаю, что надо спросить насчёт экзамена, но лучше это делать, когда уже А. приедет. Занятия проходят в здании какого-то большого православного храма. Я сначала нервничаю, потому что у меня с собой ни паспорта, ни проездного, но Ч. говорит, что они мне и не нужны. Сначала почему-то идём в подвал, там магазин, продают коровье мясо и молоко. Выше коридоры, как в старом здании гимназии. Я нахожу нужную аудиторию. Приходит Нида, я помогаю раскладывать фломастеры. Всё как-то очень расслабленно и демократично. Нида кладёт на стол шоколад и говорит, что до завтрашнего дня это всё должно быть съедено, только чтобы ему какую-нибудь конфетку тоже оставили. Сидим сначала за партами, я сижу практически впритык к Ниде, потом как-то перебираемся на пол, на полу подушки. Нида в конце концов заваливается на пол. Я отодвигаюсь, чтобы ему не было тесно. Подумав, Нида говорит: "Ну мне уже стыдно", - и устраивается всё-таки сидя. Вокруг него тут же кучкуется народ. Время движется к семи. Нида говорит, что скоро придут ребята сдавать выпускной экзамен. Говорит, что желающие могут остаться посмотреть, и особенно мне говорит, что хорошо бы я осталась. Перерыв, все выходяит из аудитории, а я говорю, что останусь присмотреть за вещами. Возвращается больше народу, чем было. Я не сразу понимаю, что экзамен начался. Какие-то тётушки (преподаватели, видимо) произносят тибетские слова, ребята переводят их на русский. Сначала упоминается Белый Калачакра, потом костный мозг. Нида сидит в общей куче и слушает. Вдруг следующий вопрос задаёт он сам, причём мне. Я не успеваю расслышать, какое именно слово мне нужно было перевести, и просыпаюсь.

Задачи на сегодня: дочитывать Еши Дондена, дальше по ситуации.

.

По здравом размышлении решила, что лучше так и оставить комиксы в качестве эрзаца личной жизни. И вообще по большей части перебираться жить к воображаемым друзьям. Там мне никто не скажет, что я недостаточно хороша в качестве любовницы, поскольку не занимаюсь математикой.

У меня вообще возникает подозрение, что люди просто бессознательно не считают меня человеком, поэтому выдумывают разные безумные обоснования, почему я им не подхожу.

Чисто логически, если всё иллюзорно, нет никаких причин предпочитать материальную действительность умозрительной или сновиденной. Все они равным образом неудовлетворительны, но умозрительная по крайней мере выглядит приятнее.

Интересно было бы познакомиться с чуваком, который использует мой забор для отчетности. А то у меня дома несколько килограммов аумовских методичек лежит, в значительной степени продублированных электронками, вроде жечь жалко, а чуваку, может, пригодилось бы. Он бы потом в отчете мог писать, что героически отобрал их у террористов.

Дочитала Еши Дондена. Еши Донден мне не понравился. Особенно когда он с истинно тибетским высокомерием спрашивал, смогут ли когда-нибудь белые люди сделать такой микроскоп, чтобы увидеть микроорганизмы, которые вызывают опухоли. Типа, нам будда про них сказал, а вам такое и не снилось. Между тем, вирус папилломы человека определяют, и, насколько я понимаю, ещё целый ряд вирусов-онкогенов. Но пастухи яков будут учить наизусть мануал многовековой давности, потому что им кажется, что если он буддой подписан, то лучшего медицинского знания нет и быть не может. Что ещё безумнее, находятся белые люди, которые в это верят! Нида, по крайней мере, как нормальный человек, честно говорит, что "Четыре тантры" написал Юток, а что они буддой медицины подписаны, так это метафора такая.

***

В конце 48 года случился первый кроссовер в юмористическом отсеке вселенной. Одна из девочек-дурочек ходила к Милли за консультацией.

В 49 году сценаристы наконец придумали, чем занять демобилизованных супергероев, и отправили их бороться с угрозой из космоса. Кэп практически единолично отражал нападение марсиан. В журналах можно видеть второе открытое письмо, где редакция уже прямо выражает несогласие с Вертхамом и ссылается на те девяносто процентов детского населения, которые пачками читают комиксы, но преступниками от этого не стали. И ещё одно, про свободу печати.